Верхом на Шермане
Это прочее длилось всего столько, сколько нашей бригаде понадобилось для “развернуться”. Едва “Шерманы” наши встали в две цепи поперёк какого-то очередного поля (кажется, заброшенного) и подпёрлись сзади приданными тэтридцатьчетвёрками и “сушками”, прошла общая команда: “Вперёд”. Имевшие простор перед собой стали выполнять её буквально, а мне пришлось сдать назад: не ехать же на собрата. Пока дёргал рычаги, давил на педали, соседние “Шерманы” оторвались метров на полтораста – маленькая хитрость. Лейтенант, перегнувшись в мою сторону, аж изорался:
- Вперёд! Быстрее! Газуй! Газуй! Быстре-е! – и ещё чего-то по-русски: забористое и очень доходчивое.
Повоюй с моё, лейтенант. Я повёл “Шерман” зигзагом в видимом промежутке идущих вперёди танков нашего взвода. Не шибко хитро, но всё-таки лучше, чем просто ломиться в лоб, надеясь на авось.
И ведь оправдалось! В который уже раз оправдалось: когда окраина деревушки, мешавшей нашему движению на Запад, обозначилась многими дымами пушечных выстрелов в нашу сторону, разрывы их снарядов взрыли землю вокруг именно передних танков.
Выжав сцепление, я оглянулся на башнёра. Вдавив глаз в прицел, скривившись лицом, тот крутил маховики наводки. По-видимому, перекрестие прицела легло на нужное место, поскольку нога его стала нащупывать педаль электроспуска. Я успел приоткрыть рот до того, как над головой ахнул выстрел. “Шерман” вздрогнул, в ушах зазвенело, слабо жвакнул затвор, жёлтая первая гильза без звука упала в пустой приёмник, в нос и в рот полезла пороховая гарь. Заряжающий вбросил в казённик новый снаряд, клацнув затвором – башнер снова прижал сапогом электроспуск. В приёмнике звякнула гильза об гильзу. Новая порция дыма поторопилась всосаться в диск крышного вентилятора…
В полосе зеркала моего перископа я видел, как передние танки нашего взвода медленно пятились; на башне левого вспыхнула звёздочка прикосновения чужого снаряда, но, вроде, обошлось. Оставить это безнаказанным было нельзя, и почти вся наша бригада принялась швыряться осколочными по деревне, окраина которой быстро стала затягиваться дымом. Похоже, нам немного везло: дым потянулся в нашу сторону, ухудшая немцам видимость.
Когда он почти закрыл торец деревни, я предложил всем и себе лично:
- Поехали, что ли?
Услышал от лейтенанта как-то без напора:
- Давай, Витёк! – и резко врубил первую скорость. Разогнал “Шерман” до полного газа и перешёл на вторую, снова разогнал до возможного и включил третью скорость. Прижал педаль газа до пола окончательно и оставил её так. “Шерман” помчался к деревне, подпрыгивая на бугорках. Экипаж отчаянно швыряло из стороны в сторону, било о металл корпуса. В перископе прыгало: земля – небо, земля – небо, и нечасто появлялась деревенька. Одноуличная она была (огородами в бока) и я, сколь мог, направлял “Шерман” на самый левый угол левого огорода.
Быстрей, быстрей! Если бы поле было поровнее, я перешёл бы и на четвёртую скорость, но резкая болтанка никак не позволяла этого. Башнёр попытался стрелять, но, дав выстрела три, перестал посылать снаряды “за молоком”: даже стабилизатор не мог успокоить мотание пушки.
Однако попаданий в нас не было. Что-то у немцев сегодня не заладилось. Не заладилось у них. Не заладилось! Не иначе, как огонь бригады отогнал их от прицелов пушек, прижал к земле, заставил полезть в ровики-щели; да и дым заметно убавил им видимости. Не заладилось у них!
Зато заладилось у нас! И у меня первого. Метров за двести до края деревни “Шерман” перепрыгнул через начатую траншею (значит, не успели немцы зарыться в землю – нам везло и в этом). Помощник, прикипевший к курсовому “браунингу”, успел выпустить куда-то пару-тройку длинных очередей. Наверняка сам не видел, куда палил, но сделал правильно: недальний посвист пуль кого хочешь заставляет мандражить, гнёт к земле, сбивает глаз с верного прицела.