Перелёт

Замыкая круг и дождавшись, когда стрелка компаса показала направление к аэродрому соседнего с нами авиаполка, что севернее нас, я отпустил левую педаль и ручкой приподнял левое крыло до нормального положения. Минуты через две мы пересекли дорогу. На востоке она шла к Н-ску, потом к М-ску и ещё дальше вглубь моей страны. А на западе она доходила до границы Союза и дальше становилась уже чужой дорогой. Это была важная дорога. За ней мои подчинённые бывали нечасто, и я обращал их внимание на запоминающиеся ориентиры: отдельно стоящая церковь, озеро, сверху похожее на крест, стайка крылатых мельниц, вытянувшихся в линию почти по нашему маршруту (очень хороший ориентир), и т. п. Чтоб не мешать соседям, я обошёл их аэродром по широкой дуге, слегка опустив левое крыло. И третий раз за один полёт проворачивался под нами вправо третий по счёту аэродром. В этот раз я сделал полкруга и повёл своих ребят обратно, но западнее километров на пять. Так было чуть экономнее по топливу и познавательнее для летящих за мной. Проплывали внизу те же ориентиры, но виделись они уже по другому; немного мешало солнце и надо было чуть наклонять голову; ровно пел свою песню мотор, ничто не мешало и не отвлекало. Полёт становился монотонным, а для истребителя монотонность вредна и, приближаясь к важной дороге, я произнёс:

- Идём к границе. Делаем крутой разворот.

Правой педалью и ручкой я положил ЯК в правый разворот, сильно опустив правое крыло. Правый ведомый сделал то же, поднырнув почти под меня, а левый ведомый взлетел чуть выше. Так мы не мешали друг другу. Заканчивая разворот, вывернул голову вправо и увидел, как задние звенья, косо вися в воздухе, красиво выполняют разворот. С земли может показаться странным, что мы не падаем, поставив крылья почти отвесно, но в воздухе везде опора. Это доказал ещё Нестеров. Это был великий русский лётчик. Чтобы доказать наличие опоры в воздухе везде, он первым в мире выполнил свою петлю, которую почему-то назвали «мёртвой петлёй». А позже и опять первым в мире осуществил победный воздушный бой первым в мире тараном. Страшный был бой. Ужасный изначально. Дело в том, что самолёты нестеровского времени не имели бортового оружия и противники в воздухе могли только «делать ручкой» друг другу. Применить таран военного лётчика Нестерова принудил один из великих русских князей. Русскими они, правда, числились только по названию, а по крови уже давно стали немцами и плевать хотели на подлинно русскую кровь. Вот из-за такого паршивого князя и полетел русский офицер-лётчик на перехват австрийского воздушного разведчика, и настиг его, и по-русски врезал тому грудью своего «Моран-Сольнье». Немец, конечно, в куски развалился сразу же, а наш чудо-пилот ещё пытался посадить аэроплан - ведь парашютов тогда в русской авиации не было. И покуда жива авиация, имя Нестерова будет жить в названии первой фигуры высшего пилотажа и таране – русском оружии крайнего случая воздушного боя.

Важная дорога прекрасно было видна внизу, других ориентиров не требовалось, заблудиться было нельзя и в голову приходила мысль схулиганить: