Перелёт

бензина, поглядывал на приборные часы: секундная стрелка, прыгая по кругу, отмечала минуты, а значит, и килограммы сгоревшего в цилиндрах бензина. Монотонность барражирования успокаивала, ведомые стали меньше рыскать на курсе и сократили дистанцию.

Когда баки опустели больше чем наполовину, я поворотил к месту взлёта. Ещё раз прошёл недалеко от старого полкового аэродрома: там ещё дымилось, и по-прежнему отсутствовало посадочное «Т». Потом скользнул вниз, по-над речкой и кустами, прячась в низинах от дурного взгляда, дошёл до своего места, развернулся влево и сел на три точки на краю аэродрома. Пробежал всё поле и вкатился на своё место под кроны дерёв. Вылезать из кабины люто не хотелось, но было нужно. Ступил на землю – слегка качнуло. Обвёл рукой круг – развернуть самолёты, ударил ладонью по животу – заправить самолёты. Швырнул парашют и шлемофон под куст орешника. Легче от этого не стало: под мышками почти хлюпало от пота и в паху тоже ощущалась неприятная сырость. Вообще, всё тело было словно в тёплом компрессе. Кое-как сдёрнул через голову гимнастёрку и нижнюю рубашку; разлепив губы, прохрипел технику:

- Слей!

Приятная струйка прохладной воды растеклась по спине. Ладонями разгонял воду по животу, плечам, шее. Тянул время. Напоследок плеснул в лицо и вытерся какой-то тряпкой. Техник (умница-разумница) подал чистую нижнюю рубашку. Сухая ткань приятно легла на освежённое тело. Поверх неё натянул влажную гимнастёрку (мне нужны были ясно видимые капитанские знаки различия), затянулся туго ремнём, загнал назад складки. Зачем-то глянул на вершины деревьев. Тройным бы одеколоном протереться! Но теперь предстояло неприятное. Опустил глаза на тридцать третьего (командира второго звена):

- Ты! Атаковал?

Заминка. Опять:

- Ты! Атаковал?

- Нет.

- Ты видел горящий бензосклад? Отвечай!

- Видел.

- Ты видел догорающий штаб полка? Отвечай!

- Видел.

- Ты видел воронки на всём поле того аэродрома?

- Видел.

- Ты видел, как «Юнкерсы» бомбили город?

- Видел.

- Ты знал, что бомбы падали на наших детей и стариков?

- Знал, - попугайски повторял за мной тридцать третий.

- Так почему ты не атаковал вместе со мной? Почему ты, командир звена, не стрелял? – самый трудный вопрос, на который нельзя дать вразумительного ответа. Ожидая его, я смотрел мимо лейтенанта; не мог смотреть ему в глаза, словно я сам был виноват. Знать бы только, в чём…