Перелёт

дороги. И совсем исчезли пешеходы. Как будто огромная дубина сшибала в канавы автомашины и повозки: вправо – влево, и опять вправо – влево, и напрочь разогнала людей. Не нормально это было. Плохая это была примета. И почему-то вспомнились «Юнкерсы», тремя девятками шедшие откуда-то отсюда.

Когда вдали возник намёк на Н-ск, я оставил «нить Ариадны» и пошёл прямо к тамошнему аэродрому. Он мне был хорошо знаком, и я точно рассчитал заход на посадку. Но знака, разрешающего посадку, в нужном месте не оказалось: уже третий аэродром за сегодняшнее утро отказывал нам в посадке – многовато для одного лишь утра. Провёл эскадрилью над взлётной полосой: опять оспины-воронки на полосе, и по всему полю тоже. Сегодня они буквально преследовали меня. Ушёл на второй заход – всё внимание вниз. То же самое: вроде разбитая полоса, вроде разбитые самолёты, вроде разбитые постройки. Спасибо тому, кто догадался убрать знак, разрешающий посадку. Кто-то снизу махал руками, явно адресуясь мне. Мил-человек, разве можно понять с моей верхотуры, что ты мне хотел высказать?

Садиться всей эскадрильей было, конечно, глупостью. Один я, пожалуй, сел бы (вне полосы, наискось, между оспинами-воронками, с поворотцем на пробеге), но всей эскадрильей никак нельзя: половина ребят поломает стойки шасси, погнёт винты, а то и просто погробится. И садиться в Н-ске было нельзя, и крутиться над ним долго было не резон: поджимало горючее. И я отвернул к дороге на М-ск, что на юго-восток и ещё дальше вглубь моей страны. Пригодилась-таки моя крохоборная экономия горючего: его уверенно хватало до М-ска. Опять меня повела нить Ариадны и опять сбиться было нельзя.

Что же всё-таки творится? Неужели позади остался третий за сегодняшнее утро действительно разбитый аэродром? Так никогда не было! Так не должно быть!

«Провокация или война?»

Я устал от решения нерешаемого вопроса. Мне не решить его никогда. Я слишком мелок для этого. Это не мой вопрос. Этот вопрос должны решить другие, которые повыше меня, и выдать мне уже готовое решение. В виде приказа! А моё дело просто летать: твёрдо держать ноги на педалях, одной рукой сжимать мощь мотора, а другой чувствовать упругость воздуха.

Что-то привлекло моё внимание. Что? Ага, справа и спереди летел грач с опущенными лапами. Мозг мой ещё не успел освоить эту новую для него информацию, а руки-ноги сработали сами собой. На режиме форсажа мотор стал утоньшать звук, почуяв новые лошадиные силы. ЯК рванулся вперёд и вправо, а я закричал:

- Всем идти прямо! – и прижал его почти к самой земле.

Уже будучи курсантом училища, я приехал в родительский дом на побывку на двое суток и на следующее же утро пошёл на охоту. Осень была уже довольно поздняя: лес почти обнажился, трава сильно пожухла. Но было сухо. Идти было легко. Я бродил по тетеревиным знакомым местам, но пока ничего подходящего не вспугивал. Изредка пичуги попискивали, и только. Вышел в странноватое